Кузнецкстроевский проспект Новокузнецка

Обычно утром, садясь в машину, начальник управления по строительству объектов черной металлургии Главкузбасстроя В. Ф. Кузнецов говорит шоферу: Давай по Кузнецкстроевскому.

«Волга» делает полный круг у щеголеватого здания гостиницы и вырывается на простор самого широкого проспекта в городе. По обе стороны мелькают обыкновенные крупнопанельные пяти-, девяти- и двенадцатиэтажные жилые дома.

Ничем они не примечательны - таких в городе сотни, есть даже лучше, например, на улице Кирова. Вот только разве бросается в глаза торец одного из них, украшенный многоцветным резным рельефом, чем-то напоминающим старинную фреску.

Никаких других достопримечательностей здесь нет. Да и откуда они возьмутся, если проспект получил свое теперешнее имя совсем недавно - в июне 1979-го, когда отмечался полувековой юбилей Кузнецкстроя. Тогда новые таблички появились на первых четырнадцати домах, а сегодня их уже втрое больше.

Новая застройка на Кузнецкстроевском проспекте

Растет и хорошеет молодой проспект, однако не только это привлекает в нем главного строителя города. Владимир Федорович помнит эти места совсем другими. Именно здесь был центр так называемой Болотной площадки, от которой сейчас осталось всего несколько десятков хибар. Во времена его детства и юности их было целое море: только на одной из улочек, где жили и Кузнецовы, насчитывалось чуть ли не полторы сотни домов. А еще были и Грузинская, и Черемуховая, и добрая дюжина других улиц, названия которых помнят сейчас, пожалуй, только старожилы — Бекетовы, Васильцовы, Нагорновы, Метелевы, Антоновы, Покидаевы, Федоровы.

Под одним номером жили обычно две-три, а то и все четыре семьи. Строились без плана и порядка, кто во что горазд. Были и рубленые постройки, но они терялись среди несчетных засыпух, у которых даже крыша порой была земляная и летом ее украшал живописный зеленый ковер, служивший вместо цветника и палисадника, потому как вся остальная земля безраздельно отдавалась картошке и другому растительному провианту.

Среди беспорядочной неразберихи хат и халуп, без уличного освещения и элементарного благоустройства немудрено было заблудиться, да и слава о Болотной шла недобрая, поэтому чужие, «городские», здесь появлялись редко. Но, оканчивая десятилетку одним из первых на Болотной, Володя Кузнецов хорошо уже знал, что она богата не только забияками и драчунами - в ее подслеповатых убогих домишках жили те, кто составлял трудовую славу города, был всего ближе к его многоэтажному будущему: металлурги, шахтеры, строители.

Землянки впоследствии снесли, а люди, сразу оказавшиеся хозяевами широченного проспекта, остались здесь прежние: работящие, неутомимые труженики. Одним из таких старожилов является ветеран Кузнецкстроя Иван Евгеньевич Чухов. Начинал он на строительстве первых цехов КМК, а незадолго перед пенсией отделывал гостиницу «Новокузнецкая».

И. Е. Чухов был среди тех 8757 крестьян и батраков, которые, как свидетельствует статистический отчет, «пришли на строительство впервые» и составляли 58 процентов рабочих Кузнецкстроя. Кузнецкстрой стал для него, сына алтайского хлебороба, главным и единственным университетом, вывел, как говорили раньше, в люди.

Больше сорока лет жизни отдал Иван Евгеньевич стройке, процветанию и росту родного города, его индустрии, стал знаменитым бригадиром штукатуров, заработал не одну награду - от значка «Ударник Кузнецкстроя» до ордена Ленина. Много в жизни ветерана было хорошего и трудного, но до сих пор не забыл той полной ожиданий, тревог и надежд дороги, которая привела его на леса Кузнецкстроя.

«Жили мы тогда на Алтае, в деревне Новоярки под Камнем, - вспоминает ветеран - Время было не из легких и спокойных, а семья у отца приличная, прокормить всех зачастую сил не хватало, хоть мы с Семеном уже давно в пахарях числились. Приехал как-то с заработков наш родственник и на всю деревню славу о Кузнецкстрое разнес.

Ему и верили, и не верили: усомниться нетрудно было - кругом нехватки, а он про город-сад балакает, где завод огненный строят и всего вдоволь будет, даже керосину не нужно, от электричества свет ярче и без копоти. Отец меньше всех удивлялся, а больше все про дорогу расспрашивал. Сильная засуха обострила крестьянский интерес к диковинной новостройке, где «тыщи людей живут одним табором», как косари на сенокосе. Мы решили ехать.

Собирались исподволь: знали о сборах только в семье тестя, который подпарился к нашей компании. Наконец был назначен день отъезда, и наш семейный обоз из трех телег тронулся в путь. Расставанье было тягостным: всех пугала неизвестность, а меня еще заботила и жена, оставшаяся с двумя малышами. К вечеру отец обнаружил, что не взяли «белые билеты» на лошадей, в которых значилось, что они не строевые и для военной службы не годятся. Нарочным определили меня, и я погнал исхудавшего Гнедка к дому.

Снова были слезы и уговоры жены, но ночь была на исходе и нужно было торопиться - меня ждали в таборе. За околицей я оглянулся на деревню: ни огонька, ни скрипа ворот, тишина, как в полном амбаре осенью. Мне не верилось, что где-то там, куда мы отправились на свой страх и риск, кипит безостановочная шумная работа, начисто спутавшая дни и ночи.

Двигался обоз медленно: лошади были истощены бескормицей, седоки утомлены несытной долгой дорогой. Когда пересекали «чугунку», из ложбины вынырнул поезд и весело засвистел.

- Ишь, как шпарит, и овса ему не надо, - с завистью заметил мой бывалый тесть, работавший на донецких шахтах.

Нашим спасителем стал бор, в котором оказалось в достатке корма, а также ягод и грибов. Правда, не обошлось без неприятностей: в одной деревне нас было признали за кулаков, посадили под замок, но увидев, что харчи и справа у нас далеко не кулацкие, выпустили нашу ватагу на все четыре стороны. Три расхлябанные от бездорожья подводы снова двинулись на восток.

Туда, куда так легко и призывно укатил впервые увиденный мной поезд, в Салаире мы попали к приискателям. Бригадир предлагал остаться, обещая снабдить фуражом и одеждой, которая за длинный двухнедельный путь у нас изрядно пообтрепалась, но старшие мужики поставили на своем-доедем.

Последнюю ночь коротали за Калачевым, на горе. Сейчас оттуда видно зарево в полнеба, а тогда ничто не говорило о близости огромной стройки. Только мне до рассвета все снился почему-то радостный весенний гром. ветеран Кузнецкстроя Иван Евгеньевич Чухов. Начинал он на строительстве первых цехов КМК, а незадолго перед пенсией отделывал гостиницу «Новокузнецкая».

В Салаире мы попали к приискателям. Бригадир предлагал остаться, обещая снабдить фуражом и одеждой, которая за длинный двухнедельный путь у нас изрядно пообтрепалась, но старшие мужики поставили на своем-доедем.

Стройку я увидел первым. Внизу, под Старцевой горой, творилось невесть что: земля бугрилась и дыбилась от многолюдья, от обилия повозок и незаконченных строений, которые щетинились опалубкой, лесами и арматурой, словно бы стараясь перерасти гору.

- Ну, здесь работы на всех хватит, - довольно заметил мой отец». Слова его оказались пророческими: за сорок лет Иван Евгеньевич так и не смог всего построить, пришлось уступить место детям. Они не только его преемники, но и прямые наследники Кузнецкстроя. И живут, кстати, неподалеку от «фамильного» проспекта.

Своим его считал и гвардии сталевар А. Я. Чалков, перебравшийся сюда со своими домочадцами из старой части города в 1974 году. Тогда знатной династии металлургов на заводе торжественно вручили ключи от новых квартир в самом большом доме на бывшей Болотной.

«Сибиряку от Чалкова» - такая короткая монограмма была укреплена на ложе четырехсот автоматов, изготовленных в 1943 году. Вот что рассказывают о необычном именном оружии те, кому довелось держать его в руках.

А. Я. Чалков: «Было это в марте 1943 года. У меня как раз родился второй сын Валерий - жена еще домой не пришла. После смены собирался прямо к ней в роддом отправиться и все про передачу думал - в то время — это не просто было организовать. И вот подходит ко мне Антон Демьянович Лаушкин, наш обер-мастер, и поздравляет. Я думал, что с сыном, а он смеется: с премией, говорит, тебя, Саша, со Сталинской - за броневую сталь. Так вместо передачи я и явился в роддом с известием.

Когда мы с женой стали прикидывать, на что использовать премию, начали перебирать наши семейные нужды, мне как-то не по себе стало. По радио о тяжелых боях и потерях говорят, а мы о тряпках судачим.

- А что если половину в Фонд обороны передать, а, мать? - заикнулся я. Она помедлила с ответом и сказала, как о давно решенном:

- Премия твоя - тебе и расходовать.

Написал я письмо в Москву и вскоре получил ответ: «Ваша просьба удовлетворена». Потом пришло письмо из 22-й Сибирской стрелковой дивизии. Вот что мне писали тогда добровольцы-сибиряки: «Мы получили прекрасные автоматы ППШ с надписью: «Сибиряку от Чалкова». Эти автоматы мы вручали лучшим воинам нашей части, гвардейцам, доказавшим на деле свою преданность Родине. Получил Ваш именной автомат бесстрашный разведчик-сибиряк Борис Иванович Федоров.

Он уничтожил больше десятка немцев, всегда смело идет в стан врага и мужественно выполняет боевые задания. Вручен автомат и лучшему бойцу подразделения комсомольцу Павлу Ивановичу Васильеву, награжденному медалью «За отвагу». Получая оружие, тов. Васильев заявил: «Я уничтожил не менее 20 гитлеровских разбойников. Из автомата Чалкова я уничтожу еще десятки «фрицев», пусть только он побольше варит прекрасной стали».

Так заканчивалось то памятное послание. Я постарался выполнить наказ моих новых боевых друзей: плавил сталь до Победы и после еще 17 лет простоял у своей первой печи. Сейчас на комбинате работают пятеро моих сыновей и тоже верны гвардейской присяге отца: варят сталь. На нашем фамильном счету сейчас не один миллион тонн металла числится, и по* прежнему идет он на передовую, только стала она теперь трудовой - от БАМа до Атом маша протянулась...

Автомат свой я впервые увидел и взял в руки через тридцать с лишним лет после изготовления, когда в 1974 году его привезли ветераны-сибиряки из областного краеведческого музея. Потом, во время встречи, они называли меня защитником Родины. Для труженика тыла, я считаю, это самая большая честь».

Кемеровчанин Н. А. Аболончиков вспоминает: «На фронт попал осенью сорок второго. Был связистом, однако пользовался не только катушкой. Полвойны прошагал я с чалковским автоматом, доставшимся мне от павшего в бою товарища. Надежное было оружие: ни зимой, ни летом не отказывало. Помню, приказали нам пробросить связь на новый наблюдательный пункт. Добрались мы до указанной точки, а там немцы. Капитан наш решил вышибить застрявших в блиндаже штабистов. Чалковские автоматы поработали тогда на совесть: мы успешно выполнили боевую задачу.

Когда в Латвии сдавал свой заслуженный ППШ, словно с другом расставался. Не знал я тогда, что почти через тридцать лет доведется встретить самого Александра Яковлевича и лично поблагодарить его за бесценный подарок».

А. Д. Маркушин, живущий в Тисуле, пишет: «Я был старшиной и помню, как рады были мы все чалковским «гостинцам» - полбатальона можно было вооружить ими. В октябре 1943 года мне посчастливилось в составе солдатской делегации побывать на КМК и вручить прославленному сталевару, которого мы зачислили в состав части, наш гвардейский значок.

В цехе тогда состоялся митинг, на котором выступавшие говорили о трудовых успехах Александра Яковлевича: всего за одну декаду он сварил семь скоростных плавок и записал на свой гвардейский сверхплановый счет 300 тонн добротного металла. Мне было приятно передать ему горячую благодарность моих боевых друзей. В ответном слове он заявил, что никогда не уронит гвардейского звания.

При новой встрече, состоявшейся почти через тридцать лет, я убедился в верности его слов: на груди ветерана сверкали многочисленные награды, среди которых почетное место занимал скромный гвардейский значок. Тогда мы о многом говорили, и больше всего о внуках, которыми судьба не обделила ни его, ни меня. Думаю, что большего счастья старым гвардейцам-побратимам и желать не надо».

Внуки ветеранов... Они достойно несут трудовую эстафету. И у легендарного Кузнецкстроя, в честь которого назвали новый проспект, также появился коллектив-наследник - трест Кузнецкстрой, созданный совсем недавно, когда в полный голос заговорили о реконструкции Кузнецкого комбината. Новичку, как и его знаменитому тезке, не побоялись сразу доверить большое дело - сооружение электростапеплавильного цеха. Время показало, что молодому коллективу такая задача по плечу.

А. Антонов, 1980 г.