Переосмысление наследия Андерсена в сказках Г. Цыферова

Есть одна черта сказок Геннадия Цыферова, о которой нельзя не сказать – это их философская глубина, постичь которую даже взрослому человеку бывает непросто.

Недаром в конце одной из своих книжек Цыферов пишет: "Ты, наверное, устал. Ведь ты маленький. А я говорю тебе о таких больших вещах".

Многие из сказок-миниатюр Цыферова – по сути своей, притчи, имеющие не очевидный, спрятанный за метафорой смысл. Можно вспомнить, например, карусельную лошадку, которая в споре с другими лошадками, заплакав, восклицает: "Если я первая, то почему впереди меня последняя?" (Цыферов Г.М., 1991). О чем эта сказка-притча? Может быть, о зыбкости границ между вещами и понятиями? О цикличности жизни? Об условности начала и конца?

Способность задуматься о скрытых смыслах внешне простых сказок очень важна для дошкольников. Формирующееся при этом метафорическое мышление становится основой, базисом для развития абстрактно-логического мышления и познавательной деятельности в целом. Философские сказки Цыферова – подходящий инструмент для такой работы, поскольку автор говорит языком ребенка, отлично понимает, каким тот видит мир, и сам смотрит вокруг через призму детского восприятия.

Очень близкой к притчевости является такая черта сказок Цыферова, как поэтичность. Некоторые исследователи творчества этого писателя называют ряд его сказок лирическими стихотворениями в прозе

Действительно, как не восхититься лиричностью этих, например, строк?

"Однажды лягушонок сидел у реки и смотрел, как в голубой воде плавает желтое солнышко. А потом пришел ветер и сказал: "Ду". Тогда лягушонок взял прутик и погнал ветер, погнал через лес, через поле, через большую желтую канаву... Кто-то думал: он отгоняет пчел. Кто-то думал: он пугает птиц. Но он никого и ничего не пугал. Он был маленький. Он был чудак. Просто скакал в горах и пас ветер". (Цыферов Г.М., 1991)

Метафорические образы в сказках Цыферова иногда довольно тривиальны и не отличаются новизной: жираф – подъемный кран, рожки – ветви. Но порой эти образы удивительно красивы и неожиданны. Вот пример: "– А что такое бабочки? – спросил кузнечик. – Цветы без запаха, – ответил лягушонок.

– Утром они расцветают. Вечером они осыпаются. Однажды я видел на лугу: отцвела голубая бабочка. Ее крылья лежали на траве – их гладил ветер. Потом пришел я и тоже погладил. Я сказал: "Откуда эти голубые лепестки? Наверное, облетает голубое небо". Если голубое небо облетит – оно станет розовым. Если голубое небо облетит – расцветет солнце. А пока мы должны сидеть на лугу и гладить голубые лепестки" (Цыферов Г.М., 1991).

Смерть бабочки представлена здесь через метафору осыпанных лепестков. И в душе ребенка рождается грусть, но не переживание трагедии.

Как детский писатель Геннадий Цыферов может быть разным. В одной книжке ("Про чудака лягушонка", Цыферов Г.М., 1991) он предлагает философско-поэтичные сказки, в другой – веселые и забавные истории ("В медвежачий час" (Цыферов Г.М., 1982)), в третьей – красивые сказки о доброте ("Сказки старинного города", Цыферов Г.М., 1995).

Вообще следует еще раз подчеркнуть: тема доброты и внимания к ближнему является самой важной темой для Геннадия Цыферова, она, так или иначе, проступает во всех его произведениях. Так, в эпилоге "Сказок старинного города" автор пишет: "Хорошее слово - вернулся. Например, солнышко не взошло, а вернулось.

Вернулось к тебе, значит, оно доброе. И звезды тоже добрые. Всякий раз они возвращаются на небо. Нет, это не сказка. Просто я хочу, чтобы ты любил людей и думал о них. Когда думаешь о человеке, он как бы вновь возвращается к тебе. Входит в твою комнату, садится за стол, говорит с тобой" (Цыферов Г.М., 1995).

Говоря о творчестве Геннадия Цыферова, нельзя упустить еще одну грань его творчества. Удивительным образом сказочник и поэт (пусть и в прозе) смог стать популяризатором, автором познавательных книг. Речь идет о таких сборниках, как "Живые марки" (Цыферов Г.М., 1963) и "Серьезные рассказы плюшевого Мишки" (Цыферов Г.М., 1969). Конечно, познавательные книги и сказочные истории – это очень разные жанры. Однако Геннадию Цыферову удалось оказаться успешным и в том, и в другом.

В "Живых марках" он рассказывает о разных экзотических странах – Бирме, Вьетнаме, Гвинее, Мадагаскаре и делает это увлекательно и интересно для юных читателей. Здесь, разумеется, неуместно давать волю фантазии, но автор говорит о всяких необычных, непривычных для детей нашей страны вещах, и у него это чудесно получается.

В качестве писателя-популяризатора он выступил также в книге "Серьезные рассказы плюшевого Мишки", где ярко и как всегда талантливо объяснил дошкольникам, почему день сменяется ночью, что же такое планета Земля, и каково ее место в космосе. Без сомнения, эти "космические" рассказы Геннадия Цыферова будут интересны и современным детям.

Язык и образы его сказок очень созвучны творениям двух других знаменитых сказочников – Андерсена и Сент-Экзюпери, к фигурам, которых писатель не раз обращался. Нет сомнений, что произведения Геннадия Цыферова и в наши дни найдут своего благодарного читателя, потому что они живые, искренние, добрые и по-настоящему талантливые.

"Хорошо быть маленьким. А еще лучше – все видеть впервые". Пожалуй, в этой короткой строчке из сказки о цыпленке заключена самая суть сказочного творчества Геннадия Цыферова. Он писал о любопытстве и удивлении перед огромным, странным и очень красивым миром. Рассказывал, почему бывает смешно и почему – грустно. "А знаешь ли ты, что иногда бывает и грустно и смешно?" – спрашивал Цыферов у маленького читателя. И тут же объяснял – как это.

Его истории очень просты, события в них происходят здесь и сейчас, а волшебства никакого и нет, если не считать таковым дружбу цыпленка, гусенка и гусеницы или отношение к великанам как к чему-то само собой разумеющемуся. Сказки Цыферова метафоричны и образны почти как притчи, им свойственны поэтичность и удивительное сочетание "детскости" и философичности. В них слышатся отголоски сказок Андерсена.

Четыре года назад состоялась премьера мультсериала по сказкам Геннадия Цыферова "Зверюшки-добрюшки". ""Добрюшек" мы сделали в стиле классической советской анимации. Эти мультфильмы насыщены реалистичной графикой, не дезориентирующей детское представление о животных. Цветовое решение тоже приближено к реальности, а не такое кислотное, как, к примеру, в "Лунтике" или "Смешариках".

Все происходит в лесу. И мы не привносим никаких урбанистических моментов, никакого транспорта, предметов быта, разве что у героя Поросенка есть сачок. Образ "поросенка с сачком" для писателя Цыферова очень символичен и романтичен", – рассказала об этом проекте его режиссер Светлана Ельчанинова.

А настоящим завещанием сказочника стал эпилог его "Сказок старинного города": "Хорошее слово – вернулся. Например, солнышко не взошло, а вернулось. Вернулось к тебе, значит, оно доброе. И звезды тоже добрые. Всякий раз они возвращаются на небо. Нет, это не сказка. Просто я хочу, чтобы ты любил людей и думал о них. Когда думаешь о человеке, он как бы возвращается к тебе.

Входит в твою комнату, садится за стол, говорит с тобой. Так вернулись ко мне эти старинные люди. И пусть всегда твои друзья и твои знакомые будут с тобой". Из статьи редактора издательства "Детский мир" (впоследствии "Малыш") Ирины Васич "Не так давно… тому назад: об издательстве "Детский мир", Юрии Тимофееве и обо всем остальном": "Как чаще всего бывает? Автор приносит редактору рукопись, разговор идет только "по делу", редактор рукописи сразу не читает, и, побыв в редакции минут пять-десять, автор уходит.

У нас было по-другому. Писатель приходил в редакцию со всеми своими делами, заботами, мыслями, совсем виденным и слышанным. Приходил Геннадий Цыферов и пытался с нашей помощью распутать свою сердечную сумятицу.

Приходил Генрих Сапгир и читал свои "взрослые" стихи: "Скульптор вылепил Икара, и ушел натурщик, бормоча: "халтура!" У меня мускулатура, а не части от мотора". Он проверял редакторов этими стихами, как лакмусовой бумажкой. Так происходит всюду, где есть творческая атмосфера, ибо непостижимым образом именно в этой болтовне и рождаются творческие идеи.

Вовсе не правку рукописи называли мы редактированием. К правке отношение было настороженное. Однажды молодой редактор отредактировала первую книгу Виктора Драгунского. "Я просто не узнал этих прелестных вещей, которые так очаровали меня при первом же знакомстве, – вспоминал потом наш главный редактор. – А между тем правка была не столь уж велика. Просто редактор постарался устранить повторяющиеся слова. А на этих-то повторах и держалась интонация. Магия исчезла", – писал в своей статье Юрий Тимофеев.

В идеальном случае редактор – генератор идей. Так было, например, когда предложили Геннадию Цыферову темы для познавательных книг ("Шестнадцать сестер", например).
… У нас в издательстве возродились забытые принципы конца 1920-х и 1930-х годов, как в поэзии и прозе, так и в иллюстрировании детских книг. Это не было абсолютным возвращением, но как бы новым витком спирали. И работа с автором напоминала незабвенную Ленинградскую редакцию Детгиза.

… Где-то в середине пятидесятых годов ко мне пришел человек с бородкой, в очках и принес короткие, на полстранички, сказки, которые поразили меня образностью и неожиданными, красочными ассоциациями. Человек этот был учителем, а потом сотрудником "Учительской газеты". Звали его Геннадий Цыферов.

Каждый раз, когда в издательстве появлялся новый главный редактор, я клала ему на стол сказки Цыферова и каждый раз слышала: "Это нам не подходит". Пришел Тимофеев, мы сидели в его кабинете, разбирая портфель редакции. Юрий Павлович браковал многое, но тут я положила перед ним сказки Цыферова, и он их оценил мгновенно.

Так стал существовать в детской литературе замечательный, еще неоцененный по достоинству писатель, так рано от нас ушедший. Он смело шел от игры зрительными образами к грустным философским сказкам об ослике и медвежонке, а затем создал прекрасные лирические книги о Моцарте и Андерсене. Это для детей. Но была и талантливейшая проза для взрослых, которая, к сожалению, до сих пор не обнародована.

… У нас играли словами и забытые классики Хармс и Введенский, и незабытый Чуковский, переиздававший свои ранние прибаутки, играли молодые поэты Мошковская, Сапгир, Демыкина.

Слово "игра" было написано на нашем знамени, и, конечно же, как всякие неофиты, мы слегка перегибали палку. Скоро стало ясно, что одной игры мало, во многих стихах (той же Мошковской, например) появились лирические нотки. Одним из первых взбунтовался Геннадий Цыферов: "Мне это надоело, что Юрий Павлович склоняет на все лады: игра-игра-игра". Но дело было сделано: хорошо забытые традиции литературного озорства возродились".

Герои Г. Цыферова ценят простые и естественные поступки, доставляющие другому тихую радость. Они умеют быть добрыми, внимательными, предупредительными, тактичными. Но главное - как сказал писатель и художник Л. Сергеев - "В его сказках никогда не было червоточины". Сказки Г. Цыферова полны светлой надежды на то, что чудо обязательно произойдет.